Ночь. Крыша. С неба льется луна
Лёгкость, свежесть, танцы теней,
Хрупкий абсурд и бутылки вина,
Искры смеха, вальс фонарей,

Безумие, радость, звёзды, уют.
Прохладно, но огонь согревает внутри.
Лишь этот мир мне дарует приют.
Мой крик рвёт пространство и время: "Замри!"

Очертания мелькают, красота их пленит,
Но вдруг город застыл на границах строки.
В воздухе музыка сердца звенит, 
И суть легла на поверхность руки.

Счастье охватило мое существо,
ЯркИ и прекрасны цвета.
И лишь красное вещество
Застилает обзор глазам. 

Мое счастье - красивый сон,
Чудесный, но как в тумане, 
Я проснусь, и растает он
В дымке воспоминанья.

Этот мир у меня на ладони,
Его хрупкость меня пугает.
Если кто-то его уронит,
Разорвав на осколки, сломает...

Я к себе его прижимаю, 
Я хватаюсь за нить надежды,
Я не верю, что он исчезает,
Что не вернётся как прежде.

Часы идут очень быстро.
Это "тик-так" как таймер.
Угроза над миром нависла,
Он перед взрывом замер.

Если мрак поглотит это небо,
Если музыка вдруг замолкнет,
Как быть? Ловлю лучи света 
В попытке любую деталь запомнить.

Небо, люди, цвета и звёзды 
Искры смеха, прохладный воздух,
Радость, безумье, надежды, грёзы...
Неужели спасать всегда поздно!?

Лишь бы этот мир не исчез -
Больше ничего не желаю!
Страх, счастье, волненье - эмоций всплеск...
Этот мир не исчезнет...надеюсь... Нет. Знаю.

Не одинок. Рядом с тобой обязательно будет кто-то 
И поддержит, но никто не пройдет рука об руку до конца.
Здесь, как видно, не дом. Тут, быть может, трактир-болото...[?]
Не дорога, да ноги ломит уставшим на круге венца.

Ты не понят. Подозрительно изучали сквозь призму.
Слова все сорвутся. Без опаски не скажешь простого "Привет",
Но року снова верить не станем, мы слишком капризны, -
Тебе порой будут рады. Пожалуй, ты всё же приносишь свет. 

Да, ты светишь, но как-то блекло, так что, видать, без тОлку.
И, да, ты всегда засыпаешь в нирване, как Будда спокойный,
Ведь к лесу Час-два не сбегут хотя бы Подобно волку 
Твои близкие. Останутся рядом, словно шелест прибойный. 

И ты, естественно, счастлив, но счастлив без ярких красок.
Быть может, все фальшь? Ты ищешь, думаешь: "Не уж то сам охладел?" 
Нет, просто заставили спрятать себя среди чёртовых масок. 
Тут пожар с их подходом 
сорвётся на нет! Так предсказан удел.

А знаешь, как хорошо-то без взрывов и поворотов!
Застывшее чудное счастье. Здесь путь, как стрела, слава Богу.
Пока вы счастливы, я хоть дорогой из эшафотов!
Обидно, коль не причастен к вашим улыбкам я по итогу,

Но погрущу и решу, что, выходит, оно так надо...
Лишь тоска от потери веры разделять хоть разведку с троном, 
Оборону и перестрелку от любых чертей ада -
Больше нет для меня опоры, всё становится пу-сто-зво-ном. 

А для музыки ты живёшь. Красиво поставленный кадр.
Случайности не случайны. Тут искусство тонкости мелочей.
Знаешь, ты не спрячешь себя никогда под тяжестью чадр,
Ведь скрытое пулей срывается вечно под покровом ночей.

Покупаю билет. Тьму пронзаю. Станция Звёздная.
Относительно одиночество. Несомненная красота.
Красота теней. искры. Погода сегодня лётная.
В глаза бьют огни. Сигаретный туман. Звенит струна. Высота!

Застывай всё в нужное время в положенном месте!
Теперь ты не смотришь как раньше за рамки прелестной картинки,
Коль случайно прохожий утешит тебя при аресте,
И эта сцена, быть может, останется на фотопластинке.

Твою жизнь, наверное, скоро кто-то увидит в кино.
Кто-то, лишь наблюдатель, но всё же его это, может, спасёт.
Огонь потухнет в реальности: ни свет, ни дым, ни вино -
Вполне может быть. И лишь плёнка тогда через век пронесёт

То, что я и сейчас не пойму да никак да не вспомню, 
Ведь, смотри, тут кусок моей жизни полосками срезан к корню.
Но, конечно, оно всё неважно. Оно всё застойно.

Знаешь, всё, что являться реальностью, правда, достойно:
Лишь бы ваши улыбки сияли не только на плёнке!

Остальное, положим, кино, да иллюзии, да в печёнке.

Являясь лишь отблеском ночи,
Теряя уверенность в почве,
Слетая как камень с ног, 
Никогда себе верить не мог.
И во лжи своего эгоизма
Я тонул, не знающий смысла.
Отравленный воздухом фатализма,
Не понимая суть механизма,
Задыхаюсь в погоне за жизнью,
Что снова, меняя высь низью,
Проходит призраком сквозь запястье...

Пытаюсь тщетно упрятать счастье:
Его тревогу, экстаз, восторг -
До дна бокала испить глоток.

Но потом осколки и бег босиком... 
Пытаюсь момент объять целиком,
Удержать своими руками.
Но завтра, с его переменами и витками,
Беспощадно на меня прямиком
Мчится тяжеловесым грузовиком. 

Знаешь, все слишком хрупко и марко.
Ощущение недостатка чересчур ярко,
Недостатка времени и постоянности.
Никак не избавлюсь от своей деревянности,
Но в остальном я все теряю,
Когда хочу, ни на что не влияю.
И оттого мне чертовски больно.

С досадой прячу глаза невольно. -
Ослепнуть, неужто я так устроен, 
Что дар рассмотреть красоту не присвоен?
Все ускользает, исчезают детали,
Хаотично толкаясь, событья сбегали
И ломали, навалившись, мне плечи.

Я пытаюсь передать себя через скетчи:
Через звуки, слова и буквы оставить след,
След настоящего в эту вечность - какой-то свет.
Но, являясь лишь тенью, я прячусь за знаками,
Слова сужают суть с восторгами, страхами,
Слова теряют, не передают, не находятся,
Искажают, друг с другом расходятся.

Ошибка. Неверно. Шагом к потере.
Задыхаюсь от страха бреши в барьере.
И порой я стремлюсь быть машиной для точности,
Что знает, как выжить в этой непрочности,
Как развеять отчаяние и одиночество,
Как сказать и что сделать для цели.
Но огнём эмоций слова все сгорели,
Не прозвучав, никого не согрели, 
Исчезли молитвой, а может быть, бредом,
Пылью крыл бабочек, бумажным пледом.

Говоря о реальном, мне нужно, конечно, принять свои слабости
И все эти глупости переходящие в крайности,
Понять, что ошибок нет и поддаться данности, 
Но, раздавленный будущим и опытом давности,
Я теряюсь в отчаянии и ответственности 
За то, что от меня не зависит в существенности.

Сразу видно, что я стал заложником хаоса,
Даже стих идёт, сбиваясь и накосо,
Под ногами твердь как качели шаткая,
Попытки доверять себе - штука жалкая.
Моя значимость придается сомнению.
Я бессилен и слаб, по моему мнению.

Не верь мне, я ненадёжен, глуп, нерадив,
Но все же знай, что искренен и правдив...
Хочу стать тем, кому доверять не страшно,
Быть полезным, быть кем-то важным,
Знать, уметь изменить что-то к лучшему.
Не быть подобным костру потухшему
Или тенью, увязшей во тьме бессилия,
Эгоизма, косности - их изобилия,
И при этом не ранить всех в этом мороке.
Хочу быть достойным людей, что мне дороги!

Не достичь истины. То становилось гнётом.
Я, не знавший смысла, забывший цвет,
Отрезал крылья. Паденье было моим полётом. 
Когда сгорал, я впервые увидел свет.
Не отрицаю солнце, не то чтобы не согласен,
Но как проживу, если буду слеп? 
Восхищён той правдой. Твой путь прекрасен.
Да слаб, нужны эти...зрелище, хлеб...

Ну, что согревает лучше, чем чашка чая?! 
Ничего нет прелестней звёздочек из фольги,
Когда ветер поёт, их качая, 
И танцуют фонарные огоньки.
Что прекрасней луны фанерной!?
Нет того, что можно сравнить с радостью той безмерной,

Когда человек, которого нет дороже,
улыбнулся напротив. 
Я счастлив до дрожи,
И молюсь на фонарь: "Сохрани это, боже!"
Но мой бог - золотая рыбка, молчит, похоже.
И нити рвутся, проходят годы,
Вниз стремятся небесные своды.
Лишь бессилие, хрупкость и нет свободы. 
Я ищу от бессмертия коды.
Постоянно чувство страха, угрозы.
Из меня растут нарциссы и розы. 
Мир шаток, скользит по краю. 
Я устроен так, что себя не знаю.
Никогда не стремился к раю
И держался всегда за стаю.

Да, я такой! Не чужого ума беспокойство!
Не зная, к кому предъявить вопрос,
Буду бесстыдно бранить устройство.
А потом, ведь сам не дорос,
Стану молить о спасении мира, 
Хоть он - почти что в рамках "квартира".
И истины той, что выше, мне не познать. 

Но неужто все потерять - 
Судьба тех, кто хоть что-то ценит!?
Хрупкость не может не изнурять. 
И ничто никогда не заменит 
Мне счастье лоскутного неба. 
И вследствие слабости человека, 
Жизнь, несмотря на то, что нелепа,
Как поиск фонарного света 
Вечна во время людского века.
Но и эта вечность не даст мне ответа.
Ведь я бессилен. У конца дня; мира, лета...

Полоской красного заката -
кусты калины в дальней роще,
пусть будет осень виновата,
что ты на всё смотрела проще.

На твой вопрос с ответом медлил -
к чему делить печали бремя,
стук яблок, бьющихся о землю,
уже считал разлуки время.

Сползал тяжёлый сумрак с крыши,
в соседнем доме окна гасли,
и в тишине нам было слышно,
как осыпались в вазе астры.

И станет гроздь калины слаще,
когда прихвачена морозом...
и знает только уходящий,
что лето - это наши грёзы.

Валерий Мазманян

Плясали тени на траве,
а голубь таял в синеве,
весь белый, словно ангел божий,
исчез, а душу растревожил.

В пустом дворе под ветра свист
кружился первый жёлтый лист,
в вечерний сумрак с ветки ивы
упало солнце спелой сливой.

День угасал на складках штор,
и я не мог понять - за что
вы грусть осеннюю вернули
с ночными грозами в июле.

Пусть память - всё, чем я богат,
дотлел за рощицей закат...
вдруг хватит искорки рябины
зажечь сердца тех, кто любили.

Валерий Мазманян

После коротких летних гроз
пруд - царство голубых стрекоз,
и любопытством не греши -
о чём здесь грезят камыши.

И всё вокруг полно чудес -
у василька глаза небес,
красивой парой лебедей
плывут два облака в воде.

А взгляд старается сберечь
лицо, загар любимых плеч...
махнула бабочка крылом:
я - в настоящем, ты - в былом.

Воспоминания вернут
июньский вечер, старый пруд...
а царство голубых стрекоз
всегда мне снится после гроз.

Валерий Мазманян

Мама с сыном колдуны
Мир завоевать должны
И, чтобы добиться цели,
Спёрли царску дочь с постели

Та бежала от злодеев
Ящер скушал лиходеев
Встретила в лесу любовь
Заиграла в жилах кровь

Но тут Кракен вдруг напал
Парень с ним повоевал
Девушку опять словили
И жениться потащили

Парень поспрошал скелета
Был доволен он ответом
Поспешил на помощь ей
Аж, за тридевять земель

Там он бился с колдуном
Все ходило ходуном
Папа Волк убил злодея
Потому что тот был геем

Парень с девушкой вдвоём
Им все беды нипочём
Скоро свадьба и пиры
Будут счастливы они

Стоит давно у Эрмитажа
Надёжная немая стража
Их десять и они гиганты
А называются Атланты

В центре площади стоит
В память, что Наполеон разбит
Ангел сверху, как корона
Это Александрийская колонна

Речка садик огибает
Через центр протекает
Стройная у ней осанка
А зовут её Фонтанка

Он у Спаса на Крови истекает
Через город потихоньку протекает
И в Фонтанке у него финал
Это Грибоедова канал

Она берёт своё начало 
от Марсова поля и Летнего сада
И в Неву впадает бойко
Это речка Мойка

Широка и глубока, то спокойна, то буйна
Петербург стоит на ней, берега все из камней
Распуская рукава, огибает острова
Называется река именем простым Нева

В комнате пахло сиренью,
в полдень закончился дождь,
ты призывала к смиренью -
против судьбы не пойдёшь.

Солнце скатилось за рощу,
блик - одуванчика медь,
ты говорила, что проще
надо на вещи смотреть.

Я соглашался кивком,
падал к ногам твоим тенью,
билась душа мотыльком...
в комнате пахло сиренью.

Валерий Мазманян

Листва у ограды литой -
сплетение теней и света,
и клеверу шмель золотой
гудел, что не кончится лето.

Что память навеки связала
морщинкой легло возле век -
твой вздох, разговор запоздалый,
июнь, одуванчиков снег.

Взмахнула, прощаясь, рукой...
и те, кого с Богом отпустим,
вернутся красивой строкой,
поэзия - музыка грусти.

Валерий Мазманян

Молчу, разговор будет трудным -
вернулись к началу дорог,
у клевера русые кудри
с утра растрепал ветерок.

Не сетуй, не всё, как хотели -
останется чувство вины,
снега тополиных метелей -
июньское эхо зимы.

Бывает такое в любви:
расстались - становишься нужен...
растащат за день воробьи
осколки зеркальные лужи.

Валерий Мазманян